Сижу, никого не трогаю, починяю примус...
Стена была всегда. Как нечто незыблемое, вечное. Она тянулась до горизонта. Точнее, она являлась горизонтом. И высотой. Сколько бы он ни шёл, сколько бы ни старался разглядеть в вышине её край — ничего не выходило. Стена словно смеялась над его тщетными попытками. Рядом с ней он ощущал себя муравьём — таким же ничтожным и ни на что не способным. Букашкой.
А стена отливала алыми оттенками закатного солнца, чтобы потом погрузиться в ночной сумрак. Он много раз делал безуспешные попытки разгадать, из чего же сделана Стена. Материал был прочный, чуть шероховатый и днём становился ослепительно-белым, как алебастр. У него слезились глаза. В пасмурную погоду дождь словно проходил сквозь неё. Однажды, при всполохе одной из сотен молний, ему показалось, что Стена стала прозрачной, а за ней... Его сознание разорвала вспышка дикой боли, и он провалился в тьму обморока. Когда очнулся, светило солнце, а Стена снова стала белой и бесконечной...
Он шёл и шёл вдоль неё. Что такое время было не важно. Здесь, за Стеной его не существовало. Сутки сменяли друг друга, как и времена года. Тяжелее всего приходилось зимой. Тогда он шёл на ощупь. Белый снег и Стена сливались в единую массу. Казалось, не было окончания этому безумию. Но потом приходила весна, земля зеленела... А Стена так и оставалась стеной.
Однажды, он остановился. Посмотрел вверх, а потом опустился на корточки. О чём он думал?
Никто не скажет. Только Стена. А она безмолвствовала.
Затем он встал, уперся обеими руками в Стену и начал толкать. Упираясь ногами, задыхаясь, обливаясь потом... Руки были содраны в кровь. Впервые за долгое время, на поверхности Стены появились кровавые отпечатки рук. Он решил, что они исчезнут на следующее утро, но, как только солнце встало, он понял, что ошибся. Кровь побурела, но никуда не делась. Тогда он продолжил. На Стене появились вмятины. Она нехотя уступала квадратные сантиметры своей площади. Её частицы впивались в кожу, как маленькие жала, а по ночам руки ныли.
Так продолжалось долго. Наверное, ведь, там где была Стена всё было относительно, кроме Стены. Лишь она была точной. Константой, проходившей от горизонта до горизонта и существовавшей во всех мирах и измерениях одновременно.
Но он этого не знал. Возможно, если бы знал, не стал бы так упорствовать.
Очередной ночью ему не спалось. Он встал, подошёл к Стене, мерцавшей ночными звёздами и по привычке уже приложил ладони. Тут же отдёрнул, потому что от прикосновения стало тепло. Такого не могло быть, ведь Стена была совершенно холодной. Он посмотрел на свои истёртые ладони, потом на Стену. И снова на ладони. На этот раз он медленно поднёс руки к Стене. Тепло снова появилось. Он удивлённо смотрел куда-то вперёд. И перед его глазами внезапно Стена начала исчезать. Таять, как марево, как утренний туман... А за Стеной он видел кого-то, стоящего также, как он. С прижатыми к Стене ладонями.
А стена отливала алыми оттенками закатного солнца, чтобы потом погрузиться в ночной сумрак. Он много раз делал безуспешные попытки разгадать, из чего же сделана Стена. Материал был прочный, чуть шероховатый и днём становился ослепительно-белым, как алебастр. У него слезились глаза. В пасмурную погоду дождь словно проходил сквозь неё. Однажды, при всполохе одной из сотен молний, ему показалось, что Стена стала прозрачной, а за ней... Его сознание разорвала вспышка дикой боли, и он провалился в тьму обморока. Когда очнулся, светило солнце, а Стена снова стала белой и бесконечной...
Он шёл и шёл вдоль неё. Что такое время было не важно. Здесь, за Стеной его не существовало. Сутки сменяли друг друга, как и времена года. Тяжелее всего приходилось зимой. Тогда он шёл на ощупь. Белый снег и Стена сливались в единую массу. Казалось, не было окончания этому безумию. Но потом приходила весна, земля зеленела... А Стена так и оставалась стеной.
Однажды, он остановился. Посмотрел вверх, а потом опустился на корточки. О чём он думал?
Никто не скажет. Только Стена. А она безмолвствовала.
Затем он встал, уперся обеими руками в Стену и начал толкать. Упираясь ногами, задыхаясь, обливаясь потом... Руки были содраны в кровь. Впервые за долгое время, на поверхности Стены появились кровавые отпечатки рук. Он решил, что они исчезнут на следующее утро, но, как только солнце встало, он понял, что ошибся. Кровь побурела, но никуда не делась. Тогда он продолжил. На Стене появились вмятины. Она нехотя уступала квадратные сантиметры своей площади. Её частицы впивались в кожу, как маленькие жала, а по ночам руки ныли.
Так продолжалось долго. Наверное, ведь, там где была Стена всё было относительно, кроме Стены. Лишь она была точной. Константой, проходившей от горизонта до горизонта и существовавшей во всех мирах и измерениях одновременно.
Но он этого не знал. Возможно, если бы знал, не стал бы так упорствовать.
Очередной ночью ему не спалось. Он встал, подошёл к Стене, мерцавшей ночными звёздами и по привычке уже приложил ладони. Тут же отдёрнул, потому что от прикосновения стало тепло. Такого не могло быть, ведь Стена была совершенно холодной. Он посмотрел на свои истёртые ладони, потом на Стену. И снова на ладони. На этот раз он медленно поднёс руки к Стене. Тепло снова появилось. Он удивлённо смотрел куда-то вперёд. И перед его глазами внезапно Стена начала исчезать. Таять, как марево, как утренний туман... А за Стеной он видел кого-то, стоящего также, как он. С прижатыми к Стене ладонями.